Анна Семакина: «Счастливый врач – это лучший врач для пациентов»

Какими качествами должен обладать врач с большой буквы? Превосходными медицинскими знаниями? Безусловно! Богатым практическим опытом? Тоже на все 100% так. Но это ещё не всё, чем должны быть наделены люди, давшие однажды и навсегда клятву Гиппократа.

О том, какое значение имеет уровень эмпатии врача в работе с пациентом,  способность встать на место человека, чтобы ощутить его боль и страхи, мы пообщались с врачом-офтальмологом, офтальмохирургом Анной Семакиной. 

Казалось бы, ну вот все мы прекрасно понимаем, что систематические осмотры – эффективный способ профилактики большинства заболеваний, но при этом находим для себя железобетонные аргументы этого избегать. То времени у нас не хватает, то раз пока ничего не беспокоит, значит и повода обращаться к врачу нет. А ведь на самом деле за всеми этими отговорками и самоубеждением кроется элементарная боязнь узнать, что со здоровьем что-то не так. Согласны?

На самом деле профилактические осмотры, к счастью, избегать сейчас стало гораздо меньше людей. Многие начали более ответственно относиться к своему здоровью. Думаю, это связано с развитием социальных сетей, где ведётся разъяснительная политика и говорится о том, что лечение стало дорогим и намного дешевле проводить профилактику, нежели потом лечиться.

Но всё же соглашусь, что есть люди, которые ощущают, что та или иная проблема уже есть, но тем не менее боятся идти к врачу, и это связано с несколькими причинами. Первая – это приоритезация. Мы действительно любим говорить, что у нас нет времени на что-то. На самом же деле это означает лишь то, что в данном моменте эта задача не в приоритете. Хотя психологический статус тоже не стоит списывать со счетов. Есть люди, которые действительно живут не для себя, а для кого-то. Им гораздо важнее вовремя сдать отчёт, выполнить поручение руководства, поэтому они не находят времени раз в год пройти осмотр.

 Когда же человек уже ощущает проблему, появляется страх узнать что-то страшное, непоправимое. То есть начинается некое избегание, отрицание наличия проблемы. И здесь немаловажно то, что существует множество надуманных историй, к примеру, о том, что если вы стали хуже видеть, то у вас непременно что-то страшное, и это страшное неминуемо приведёт к болезненной операции и потере зрения.

Но всё-таки, повторюсь, большую роль сейчас играют соцсети, где доктора высказывают своё экспертное мнение, публикуются познавательные посты и статьи на тему наиболее распространённых заболеваний, и это во многом избавляет пациентов от страхов и мотивирует прийти на ранних этапах развития того или иного заболевания.

Анна Семакина. Фото из личного архива.

Какие основные фобии Вы отмечаете у своих пациентов?

Зачастую пациенты боятся узнать что-то, что может стать для них трагедией. Даже когда нет ничего серьёзного, человек приходит со словами: «Ой, если только что-то страшное, вы мне об этом не говорите».

Но самый распространённый страх – это, конечно, боязнь боли. Хотя современная медицина, в частности, офтальмология и офтальмохирургия позволяет проводить сейчас безболезненные операции. В нашем арсенале есть огромное количество препаратов местного и системного воздействия, обеспечивающих пациенту максимальный комфорт в ходе оперативного вмешательства.

Ну и также пациенты опасаются риска осложнений после операции, поэтому мы всегда предварительно проговариваем, какие могут быть последствия, учитывая анатомические особенности пациента и его исходные данные. Конечно же, так человеку гораздо спокойнее.  

Есть ещё один достаточно выраженный страх – это остаться в одиночестве со своими проблемами. Пациенты очень боятся, что врач выполнит манипуляцию или проведёт операцию и дальше будет уже недоступен. И это тоже нередко останавливает людей от лечения. Поэтому лично для меня очень важно быть на связи с пациентом до окончательного периода реабилитации, до адаптации к новому качеству жизни.

Как считаете, должен ли каждый врач, а в особенности хирург, быть ещё и психологом? Ведь от настроя пациента тоже во многом зависит исход операции и сроки последующей реабилитации. Или задача врача заключается только в постановке правильного диагноза и качественном лечении?

Здесь я бы обратила внимание на то, что прежде всего врач должен заботиться о своём собственном психологическом состоянии, поскольку наша профессия требует большой отдачи, эмпатии, осознанности, понимания. И всё это невозможно, если доктор сам не в ресурсе, если у него очень много психологических травм, деформаций. Ведь профдеформация врачей и учителей – это не только темы анекдотов и мемов. Очень часто, к сожалению, это наша реальность. Бывает, что пациенты жалуются на докторов поликлиник, а у них выгорание в связи с тем, что приёмы длятся по семь минут, и они должны очень многое успеть за это время. Очевидно, что здесь уже не до эмпатии. Поэтому счастливый врач – это лучший врач для пациентов, он может дать им эмпатию и поддержку.

Я выступаю, прежде всего, даже не за то, чтобы врач очень много знал в плане психологии, а за то, чтобы врачи чаще задумывались о балансе между работой и жизнью вне работы. О колесе баланса, где помимо работы есть ещё и забота о собственном здоровье, семье, есть комфортное времяпрепровождение за каким-то хобби. Одним словом, насыщенная, интересная жизнь и развитие в себе определённых навыков здоровой эмпатии без самоуничтожения и проживания негативных эмоций вместе с пациентом.

Хотя, конечно, навыки психологии нам необходимы, потому что все пациенты с разными психотипами, и нам нужно уметь находить инструменты коммуникации с ними. Мы обучаемся психологии в медицинских вузах, и в  аспирантуре у нас есть курс психологии. Знаю врачей, которые проходят  различные тренинги и курсы по коммуникации. Я сама достаточно серьёзно интересуюсь психологией прежде всего для того, чтобы уметь снижать тревогу пациентов. Нахожусь в постоянной связи со знакомыми психологами, спрашиванию их советов относительно тех или иных пациентов, а в некоторых случаях даже направляю пациентов к психологу.

Считаю, что это очень здорово, когда сам врач настолько осознан, что понимает, когда человеку нужен психолог, чтобы избавить его от излишней тревоги и привести психоэмоциональное состояние в норму.

Часто ли Вам доводится видеть такое же человеческое отношение к пациентам среди своих коллег?

Безусловно, среди моих коллег, как и среди представителей других сфер, есть люди, обладающие большей степенью эмпатии, и те, кто обладает меньшей её степенью. Но мне кажется, что мы живём в то прекрасное время, когда люди открыты для психологической поддержки, они сами тянутся к тому, чтобы стать более эмпатичными, сопереживающими. И да, среди моих коллег есть именно такие доктора, которые, несмотря на внешнее иногда даже не очень приличное поведение пациентов, видят в этом проявление страха, тревоги, переживаний и реагируют с эмпатией, не расценивая поведение пациента как какую-то агрессию против себя.

Однако, надо быть откровенными, конечно встречаются и недостаточно ответственные, преданные своей профессии врачи, из-за которых у людей, возможно, и возникают те или иные негативные предубеждения. Поэтому я всегда призываю быть более открытыми, более тёплыми друг к другу.

Анна Семакина. Фото из личного архива.

Если опять же вернуться непосредственно к Вашим пациентам, как Вы выстраиваете с ними психологическую работу? Есть у Вас какие-то особые приёмы, помогающие людям настроиться на операцию?

Я считаю, что бич современности – это повышенная тревожность в принципе, и отсюда вытекает всё: наши страхи, негативные установки, предубеждения, недоверие к окружающему миру...

С пациентами чаще всего мы первым делом обговариваем моменты страхов и тревоги. Всегда начинаю консультацию с вопроса пациенту: «Чего бы Вам хотелось?» Для меня этот момент является ключевым при выборе технологии, которая поможет человеку восстановить зрение, дальше мы определяем период реабилитации, в зависимости от того, чем пациент планирует заниматься после операции. Считаю, что это очень важный вопрос, который не только даёт врачу представление, какой перед ним пациент и что с ним делать, но и определяет уровень ответственности человека, потому что высокая ответственность лежит не только на враче, а и на нём самом, особенно в период реабилитации. Также на старте в процессе консультации я всегда определяю то, насколько человек хотел бы подробно понимать, что будет происходить во время операции.

Есть пациенты, которые желают просто уснуть, проснуться с результатом и вообще ничего не знать о процессе. С такими людьми мы обговариваем только административные моменты. А есть те, у кого неизвестность вызывает чувство тревоги, когда человек рисует внутри монстров. И, соответственно, с этими пациентами мы искренне всё обсуждаем, проживаем вместе этот день. Я детально озвучиваю весь сценарий событий: как человек приходит в клинику, с кем он встречается, что происходит дальше. Мы можем даже пройти по клинике и кабинетам, чтобы пациенту стало спокойнее от того, что на ресепшене всегда есть менеджер, который встретит его, проводит до палаты или врача и так далее. Как показывает практика, после этого людям проще настроиться на операцию.

А чего, по Вашему мнению, врач категорически не должен допускать в работе с пациентом с точки зрения выстраивания диалога?

Лично я категорически против запугивания. Некоторые врачи считают, что если пациента напугать диагнозом и какими-то страшными последствиями, то это скорее замотивирует его пройти лечение. Далеко не всегда так, особенно если речь идёт об избегающем типе личности. Люди просто замкнутся, перестанут выходить навстречу своим страхам и абсолютно точно не примут решение лечиться. Поэтому для меня это деструктивная история.

Ещё я противник культивирования чувства вины, когда пациент приходит с запущенным заболеванием, и врач в течении нескольких минут читает ему нравоучения о том, что следовало обратиться намного раньше и тогда не было бы такой запущенной ситуации. Все эти нотации ни к чему не приведут, а только лишь ещё больше расстроят человека.  

Я за честный и искренний подход к пациенту. Если случай действительно запущенный, то должна быть просто констатация факта, и в этом случае я считаю, что самое эффективное – сформировать с пациентом команду, которая будет решать определённую задачу.

Анна, не могу не спросить, почему выбрали в качестве профессии именно офтальмохирургию?

С первого курса медицинского университета я мечтала стать хирургом и проводила очень много времени в хирургическом стационаре. Поначалу меня увлекла хирургия в гинекологии, я даже занялась научной работой, но в один прекрасный день меня неожиданно пригласили на конференцию по офтальмологии. Я увидела офтальмологические операции на сетчатке глаза и это меня покорило настолько, что уже на следующей неделе я записалась во все действовавшие при институте кружки и продолжила свою научную и клиническую деятельность уже в офтальмологической хирургии.

Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Я действительно считаю, что ювелирная микрохирургия глаза – это потрясающе красивая хирургия. В некоторых аспектах она уже высокоавтоматизирована, а в некоторых остаётся очень творческой работой. Несмотря на то, что многие общие хирурги смеются по поводу того, что глаз – очень маленький орган, а специалистов по разным отделам глаза достаточно много, могу объяснить это тем что глаз – один из сложнейших органов во всём организме человека. И один из самых интересных. Не зря говорят, что глаз – это целый космос, который находится внутри человека.

Анна Семакина. Фото из личного архива.

Сколько успешных операций Вам уже удалось провести?

Я провела более семи тысяч успешных хирургических вмешательств. Это и операции лазерной коррекции зрения, и хирургия катаракты, и антиглаукомные операции, и инъекционное лечение возрастной дистрофии сетчатки.

А сама Вы как психологически настраиваете себя перед проведением наиболее сложных операций?

Ну, прежде всего, со времён ординатуры у меня выработалась привычка, что все свои мысли, тревоги, какие-то бытовые дела я оставляю за дверями операционной. Поскольку операции проводятся под местной анестезией, чтобы пациенты не ощущали гнетущую тишину, у нас всегда звучит музыка, в процессе со многими мы знакомимся, разговариваем на какие-то отвлечённые темы.

Операционный день для меня – это всегда радость и заряд энергии. В то время как некоторые мои коллеги предпочитают не браться за сложные случаи, я их воспринимаю как очень интересные задачи. У меня даже диссертация посвящена осложнённому случаю хирургии катаракты, и поэтому это моя любимая тематика. Что-то нетривиальное заставляет тебя собрать в моменте все свои знания, умения, навыки и получить великолепный результат, которым будешь впоследствии гордиться.

И если говорить о психологическом состоянии, то всегда, когда я оперирую, на каком-то этапе возникает вопрос: «Что мне делать?» На такой случай когда-то мой куратор научил перефразировать этот вопрос следующим образом: «А что бы я сделала для своего родного человека в данном случае?» И тогда ответ приходит очень быстро. Поэтому для каждого пациента у меня в арсенале лучшие технологии, которые могут быть на сегодняшний день в хирургии, и, конечно же, всегда принятие и поддержка.

Анна, спасибо за интервью!