Евгения Хохлова: «Человек рождён для того, чтобы сделать мир вокруг себя лучше».

Родительский дом – это сочувствие, сопереживание, возможность для ребёнка взять на себя ответственность за принятые решения, за других членов семьи, научиться делать выбор.

Евгения Хохлова из тех женщин, которые восхищают, удивляют, у кого-то вызывают непонимание, но равнодушным не оставляют никого. Она родила и воспитала шестерых детей, а ещё приняла в свою семью пятнадцать приёмных детишек, многих с серьёзными заболеваниями, инвалидностью. У неё три высших образования – архитектор, педагог-психолог, юрист, а ещё она журналист и имеет много публикаций в прессе, автор собственной книги. Активно занимается общественной работой – президент межрегиональной общественной организации «Социальное содействие семьям регионов», вице-президент благотворительного фонда «Центр природы и человека», занимается проблемами экологии, помощи животным. Но прежде всего всё-таки – Мама.

Евгения, как возникло желание стать мамой приёмным детям?

Сколько я себя помню, я всегда хотела иметь много детей, уже в шестилетнем возрасте об этом говорила. Родила шестерых, а когда старшие выросли и осталось только двое маленьких, мне стало скучно, стало не хватать чего-то… Я привыкла, что у меня в доме много детей. В школе в моём классе были детдомовские дети, и ещё тогда эта мысль во мне поселилась. А так как из кровных детей у меня только одна девочка, все остальные мальчишки, мы с мужем решили взять на воспитание девочку. Вот так и началось.

Поскольку я психолог, решилась взять девочку с умственной отсталостью, проблемами с социализацией, со здоровьем. Было очень сложно. Период адаптации с Галей, моей первой приёмной дочерью, был для меня значительно дольше и сложнее, чем для неё. Я похудела на 8 кг за 4 месяца. Несмотря на то, что я опытная мама, педагог со стажем, психолог, всё равно первый опыт приёмного родительства с нездоровым ребёнком был очень тяжёлым. А я привыкла делать всё на «отлично», очень старалась, просто из кожи вон лезла, чтобы всё было как надо. Но было и интересно, это был творческий процесс. Смогу ли справиться, создать личность из маленького человека с такой кучей проблем. Когда я поняла, что у меня получилось, мы с мужем решил идти дальше.

Муж Вас во всём поддерживает?

Вы знаете, это у меня четвёртый муж. Первый брак был очень ранним, я вышла замуж в 16 лет по большой детской любви. Потом были ещё браки. У мужа, с которым мы сейчас вместе, до меня тоже было две жены. Мы пришли к своему браку зрелыми людьми, прошедшими огонь, воду и медные трубы, понявшими смысл жизни. Он взял меня в жены, когда у меня уже было четверо детей, у нас родилось ещё двое, и количество детей никогда нас не пугало. Муж у меня десантник, он бывал в горячих точках. И именно с ним я смогла воплотить все свои мечты о приёмном родительстве.

А Вы выросли в многодетной семье?

Нет, я была единственным ребёнком в интеллигентной московской семье, дедушка – профессор, мама – кандидат наук. Я педагог в четвёртом поколении. Большое влияние на меня оказал дедушка, который был очень образованным человеком, преподавал в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы, побывал во многих странах. Я проводила с ним много времени, фактически все каникулы, мы с ним бесконечно разговаривали. Наверное, любознательность и желание постоянно учиться – это у меня от дедушки.

Как получилось, что у Вас такие разнообразные интересы и образования?

Так случилось, что сначала я закончила Московский гидромелиоративный институт по специальности с/х строительство и архитектура. Попала туда по настоянию родителей, сама совершенно не хотела быть ни инженером-строителем, ни архитектором, но из всех специальностей, которые там были, архитектура была самой интересной. Я всегда мечтала стать врачом или юристом. Теперь мои мечты воплощаются в детях. Сын Георгий, который заканчивает девятый класс, уже четыре года мечтает стать фельдшером или врачом скорой помощи.

После окончания института я родила двух детей и мне пришлось по стечению обстоятельств пойти работать в школу, я стала учителем рисования и прижилась, приросла к школе. Поняла, что мне не хватает педагогического образования, но какую-то определённую специализацию не стала выбирать, а решила учиться на психолога. И получила образование педагога-психолога, преподавателя психологии. А ещё закончила множество всяких курсов, прошла переподготовку на клинического психолога, получила юридическое образование, очень нужное для тех, кто занимается общественной деятельностью. В какой-то мере воплотила свою детскую мечту стать юристом. Я до сих пор не перестаю учиться, сейчас получаю специальность зоопсихолога, т.к. начала заниматься помощью животным.

Когда Вы берёте ребёнка, какая у Вас главная цель? Есть ли какие-то конкретные ожидания, планы, чего Вы хотите добиться в итоге?

Вначале у меня была одна цель – я хотела ещё одну дочку. Когда я поняла, что воспитывать приёмных детей – это совершенно иное, чем воспитывать своих, цели поменялись. Я пытаюсь научить их жить самостоятельно, достойно, по крайней мере, на том уровне, который они могут вытянуть. Я всю жизнь очень требовательна к себе и к своим близким, к детям тоже. Им со мной непросто, я заставляю их очень много трудиться, учиться, осмысливать происходящее, себя обихаживать. Ну а как по-другому? Иначе они не смогут без меня жить.

Принимая не совсем здоровых детишек в семью, есть ли опасность их «перелюбить», перепутать любовь с жалостью? Как отличать их друг от друга?

Дело в том, что я не в первый раз столкнулась с детьми из детского дома, я училась с ними, потом ходила волонтёром в детский дом, брала детей на выходные, поэтому период жалости к детям из детского дома я давно пережила. Да и любви не было особой, потому что никогда не полюбишь чужого ребёнка как своего, нет связи на генном уровне. Сила любви будет не меньше, но она будет не такой, она просто будет другой. Меня вот спрашивают иногда, больше ли я люблю приёмных детей или меньше.

У меня шесть родных детей, и я всех их люблю по-разному. Кого-то больше люблю, кого-то меньше, и это совершенно естественно. Разная любовь к каждому ребёнку в зависимости от того, что это за личность, какие у нас с ним энергетические потоки пересекаются, что у нас с ним общего, что интересует его, что интересует меня. Соответственно, кто-то ближе к папе, кто-то ближе к маме, а кто-то становится ближе в определённом возрасте, а потом отдаляется. Любовь – это такое дышащее чувство, которое нельзя описать словами, его можно чувствовать и оно всё время меняется. Также оно меняется в отношении к любому человеку, к приёмному ребёнку в том числе.

А Вам никогда не хочется, чтобы Вас пожалели? Жалость ведь предполагает и помощь, поддержку.

Иногда бывают периоды отчаяния, усталости, депрессии, но как профессионал я понимаю, что нахожусь, к примеру, в преддепрессионном состоянии, и начинаю с этим бороться. Конечно, иногда и плачешь, отчаиваешься, хочется всё бросить, и обиды накапливаются на мужа, на детей, на общество в целом. Как любая женщина, какая бы сильная я ни была, естественно, я эмоциональна. Да, бывает, хочется, чтобы тебя пожалели, полелеяли… 

Много ли времени и денег уходит на врачей, поликлиники? Это один из самых больших страхов, мешающих брать больных детишек.

Нет, на поликлиники и врачей денег уходит не много, хотя через меня прошло несколько детей-инвалидов. Затраты, конечно, есть, но они вполне укладываются в те выплаты, которые получают приёмные родители. Нет никаких непомерных расходов, ведь существуют квоты, направления. Мы жили в Москве, четыре года назад переехали в Сергиев Посад, но и здесь медицинская помощь на уровне.

Как Вы думаете, какие люди берут детей на воспитание? Что в них особенного? Есть ли что-то, объединяющее их всех?

Разные люди берут, потому что все это делают с разными целями. Кто-то хочет реализоваться как мама с папой, кто-то хочет таким образом преодолеть какую-то боль, может быть, потерю ребёнка, отношений. А кто-то просто заскучал и в достаточно зрелом возрасте, имея внуков, решил продолжить свой родительский путь. Берут и из жалости, но это очень маленький процент, и они, как правило, не становятся успешными родителями.

На самом деле я не могу точно ответить на этот вопрос. Чувствую, что я должна их брать, наверное, это запланировано свыше. И буду брать до скончания своего века, хотя каждый раз зарекаюсь, думаю, что вот этих двух выпущу и больше никого не хочу. Но как только кто-то выпускается, я тут же думаю – нет, надо взять, есть же место, где ребёнка положить, ну почему не спасти ещё одну душу. Это уже, по-моему, процесс не останавливаемый. Наверное, это крест, который я несу.

Мы уверены, что в семье лучше, чем в детском доме. Но всегда ли это так? В чём принципиальная разница между жизнью ребёнка в детском доме и в семье?

Это очень сложный вопрос. Начнём с того, что нынешние детские дома, если они не в захолустье, достаточно обеспечены финансово, у них большие возможности, им помогают волонтёры, благотворители. Дети часто в материальном плане обеспечены лучше, чем дети в некоторых семьях. Это поездки, отдых, одежда, питание.

Но я уверена, что без семьи сложно сформировать полноценную личность. Какая бы ни была чудесная резервация – она всегда останется резервацией. В детском доме ребята всё время находятся под присмотром и руководством взрослых. Они абсолютно не умеют самостоятельно играть, занимать себя, развлекаться. Несколько дней назад у меня был гостевой мальчик, которого мы думали принять в семью. Мальчик, побывав у нас в гостях, сказал, что ему было скучно. Он не может влиться в ролевые игры, в которые играют дети, ему неинтересен футбол, ещё что-то. Мои дети, и родные, и приёмные, всегда играют вместе и им никогда скучно не бывает. Мы просидели на карантине четыре месяца, и они жили весело, чудесно, им никто не был нужен, они сами придумывают игры и находят себе дела. А дети в детском доме без взрослого этого сделать не могут, им нужен какой-то аниматор.

Про семью не зря говорят, что это ячейка общества. Если ребёнок не попадет в эту ячейку, он будет чужд обществу, ему будет невероятно сложно в нём существовать. Выходя из детских домов, дети с трудом адаптируются в обществе, очень большой процент из них – асоциальные, неуспешные люди. Хотя их материально обеспечивали, даже пытались социализировать на каком-то уровне, но в них не вкладывали душу.

Мы знаем, что сейчас стало модно помогать детям из детских домов, волонтёры постоянно везут им подарки. Можно ли навредить детям таким «добром»? Какой, на Ваш взгляд, может быть реальная помощь детским домам?

Это отвратительная, безобразная ситуация. Дети вырастают иждивенцами, не понимают ценности вещей. Очень со многими подростками пятнадцати–шестнадцати лет, которые приходили ко мне домой, мы говорили об этом, пытались как-то проработать эти моменты, но ничего не вышло, они уже стали потребителями, это их образ жизни. Очень жаль, что детские дома получают чаще всего только материальную поддержку, и дети не понимают ценности того, что имеют. Это очень вредно для их формирования, развития.

А какой могла бы быть помощь государства приёмным семьям? Чего не хватает?

Когда начали говорить о системе сопровождения приёмных семей, речь шла больше о контроле над этими семьями, и я категорически отказывалась от тех договоров, которые мне были предложены. Я должна защищать права детей и ратовать за то, чтобы договор был в пользу моей семьи, а не для того, чтобы меня кто-то мог лучше отследить и проконтролировать. Хорошо бы организация, уполномоченная сопровождать приёмную семью, а это, как правило, детский дом или какой-то центр, представляла интересы приёмных детей для получения путёвок на отдых, квот на лечение, помогала своими специалистами по нужным направлениям. Нужна помощь в конкретных делах, даже не финансовая. Иногда, может быть, помощь домработницы, няньки, сиделки, которая побудет с детьми, чтобы родители могли куда-то сходить вдвоём. Это ведь очень важно.

Как Вы относитесь к ситуациям, когда взятых детей возвращают в детский дом? Оправдано ли такое? Бывают ли ситуации, когда такое возможно и даже необходимо сделать?

У меня недавно выпустился мальчик, которого вот так вернули. Всякое бывает. К сожалению, когда мы берём приёмных детей, мы получаем практически кота в мешке, потому что все диагнозы, которые написаны в картах, либо недостоверны, либо неполны, а иногда написано что-то совершенно непонятное, как будто не про этого ребёнка.

Вполне возможно, что какие-то диагнозы могут провоцировать возврат, особенно психиатрические диагнозы, с которыми жить невероятно трудно. Ведь случается, что семьи, взявшие приёмного ребёнка, разваливаются, люди не выдерживают той эмоциональной нагрузки, которую приходится переживать, иногда уходят папы, могут возникнуть проблемы со здоровьем у приёмных родителей. Ситуации бывают самые разные, но чаще всего возвращают кровные родственники, которые не справляются.

Усталость, раздражение, даже агрессия – насколько знакомы Вам эти чувства?

Агрессия у меня редка, потому что я практически не злюсь. А раздражение и усталость – конечно, бывают. Периодически появляются и соматические заболевания, потому что я не могу все свои эмоции, особенно негативные, проявлять открыто, при детях. Приходится что-то перебарывать, переживать внутри себя, и это провоцирует какие-то болячки. 

Обычно в материалах о приёмных семьях мы читаем лишь о позитивных моментах. Вы же не боитесь говорить о проблемах, о сложностях. Органы опеки не беспокоят по поводу таких откровений?

Знаете, я никогда не боялась органов опеки, для меня не очень важно, что думает опека по поводу меня. Я хороший человек, моя совесть абсолютно чиста. И если кто-то поливает меня грязью, я уверена, что правда всегда всплывёт. Я всегда откровенно рассказываю своим подписчикам в сетях (Инстаграм @mnogodetka21, "https://vk.com/evga66" rel="nofollow noopener") не только о радостях, но и о проблемах. И ещё мне всю жизнь везёт на людей, и в органах опеки в том числе. Везде есть люди, с которыми можно по-человечески, нормально общаться, которые тебя понимают. Просто не надо лгать, не надо ёрничать, не надо ставить себя выше их или ниже, пресмыкаться или, наоборот, ходить с гордо поднятой головой.

Надо понимать, что рядом с тобой такие же люди, достойные уважения, правды и нормальных откровенных отношений, и тогда не будет проблем. Моя откровенность в рассказах о проблемах приёмных семей – не с целью опорочить каких-то детей, разуверить родителей-кандидатов в том, что надо стать приёмными родителями. Я просто ненавижу розовые сопли, я достаточно жёсткий человек, но зато на меня можно положиться, я всегда протяну руку помощи. Я думаю, что это ценится нормальными людьми, и никогда никаких проблем не возникало.

Насколько важен материальный фактор при решении о том, взять ли приёмного ребёнка? Ведь всё время ходят слухи, что есть те, кто бёрет ради денег…

Да, этот вопрос часто возникает, он очень мерзкий, поганый, нас столько поливают грязью. Ну, мы-то уже тёртые калачи, и я всегда отвечаю – а кто вам не даёт так зарабатывать? Идите, берите детей и зарабатывайте, это ведь открытая возможность для вашего финансового обогащения. Я знаю огромное количество семей, работала с регионами в межрегиональной общественной организации, в Москве была зам. председателя Московской городской ассоциации приёмных семей, знала практически все большие семьи Москвы, и не встречала тех, которые можно было бы заподозрить в жажде наживы. Если берут одного или двух детей, то вообще смешно говорить о каком-то обогащении, это не те деньги. Там, где много детей – это, как правило, люди, которые действительно пытаются спасти детские души. Да, без материальной поддержки я бы не брала приёмных детей, потому что вырастить такое количество детей без финансирования невозможно, это будет нищета. Когда берёшь больных детей, то возможности полноценно работать нет. А если не работать, то каким образом можно ребёнка обеспечить? Тех четырнадцати–шестнадцати тысяч, которые выплачиваются на содержание ребёнка в Подмосковье, явно недостаточно, чтобы больного ребёнка содержать, одеть, обуть, накормить, развить и прочее. Конечно, есть ещё деньги, которые платятся как зарплата приёмным родителям, вот они и идут в ход. А ведь ещё приходится поддерживать тех, кто уже выпустился, да и старших кровных детей. Они всегда могут ко мне обратиться за помощью, взять в долг, или я могу просто им помочь, что-то купить.

И я много лет занимаюсь благотворительностью, начала ещё до того, как стала приемным родителем, двадцать пять лет назад. Сначала я поддерживала многодетные семьи, потом приемные, теперь вот занимаюсь помощью животным. Все свободные деньги я трачу не на поездки, развлечения, я этого не люблю.

Каждый ведь тратит деньги на своё хобби, а моё хобби – это благотворительность. Не думаю, что оно хуже, чем собирание монеток, филателия и прочее. Вот это мне интересно. Я считаю, человек рождён для того, чтобы сделать мир вокруг себя лучше. Большая часть человечества этот мир вокруг себя убивает. Но если кто-то делает плохо, кто-то должен делать хорошо. Поэтому если кто-то бросает детей – то кто-то находит. Я пока на хорошей стороне в этом мире.

Недавно мы с одним из сыновей открыли благотворительный фонд «Центр природы и человека». Мы занимаемся экологией и поддержкой животных. Строим приют для собак и для кошек, для собак-инвалидов, которые пострадали от рук человека. Уже много лет занимаюсь помощью малообеспеченным кризисным семьям. У нас отделение в Переславле, где мы поддерживаем строительство приюта для таких семей. В общем, много проектов, разных дел, вечная занятость, усталость, но и вера в будущее, в то, что я успею ещё многое сделать.