Чёрно-белые клавиши жизни Ванды Ландовской

В книге «Сдача по требованию» Вариан Фрай писал:

«Когда я прибыл в Нью-Йорк, я узнал, что Госдепартамент разработал новую, очень сложную форму подачи заявления на визу, которая сделала почти невозможным въезд беженцев в эту страну.  К счастью, Мексика и Куба проявили больше гуманности, и наше отделение в Марселе, которое все ещё продолжало функционировать, отправило ещё почти триста человек с момента моего отъезда и до 2 июня 1942 года, пока полиция не провела очередной обыск и не закрыла наш офис»

И тут в очередной раз читаешь и восхищаешься величием Миссии ЧКС (Чрезвычайного Комитета Спасения), беспримерному самопожертвованию каждого из его сотрудников, даже не помышлявших получить за свой каждодневный рискованный труд – ни денег, ни громкой славы, ни бессмертия и памяти в устах будущих поколений…

Я так пространно подвожу к мысли о том, что за каждой спасённой Варианом Фраем и его Комитетом личностью, «в тени» нередко находился ещё один человек, (а то и несколько), к сожалению, зачастую не упоминаемые в документах. Хотя, на мой взгляд, и в горе, и в радости, сопровождающие великих людей спутники «по дороге побега» должны приковывать к себе наше внимание не меньше, чем сами творцы и их бессмертные творения.

Мало кто знает, что великую пианистку Ванду Ландовскую при побеге от гитлеровцев в 1940 году сопровождала её любимая ученица Дениз Ресту, которая в дальнейшем оставалась рядом с ней семнадцать лет, до самой смерти Учителя, став хранительницей её наследия и важнейшим биографом. Предлагаю вспомнить этих сильных женщин на страницах журнала PERSONO.

В России имя польской пианистки Ванды Ландовской, законодателя мод в области клавесинного исполнительства, стоявшей у истоков возрождения старинной музыки, известно достаточно хорошо. Напомню лишь несколько эпизодов. Родилась она в Варшаве в семье евреев, однажды перешедших в католичество, у отца адвоката и матери переводчицы.

С юных лет обладала прекрасным голосом, но певицей ей не суждено было стать. В семнадцатилетнем возрасте её отправят в Берлин для занятий композицией и контрапунктом у Генриха Урбана, а позже уроками фортепиано у Морица Мошковского. В Берлине она впервые услышит «Рождественскую ораторию» Баха и шедевр произведёт на юное дарование неизгладимое впечатление. Отныне величайший немецкий классик станет «главным композитором» в её сознании.

После переезда во Францию, она чудесным образом набирает авторитет в качестве клавесинистки в ведущих музыкальных кругах Парижа; успешно совершает несколько туров по Европе и даже три поездки в Россию, первая из которых в декабре 1907 года ей запомнилась посещением усадьбы Ясная Поляна и встречей с Львом Николаевичем  Толстым.

В тот долгий, зимний вечер для великого русского писателя и его семьи, на клавесине, привезённом с собой, Ванда великолепно играла Баха, Моцарта, Шопена, старинные польские, французские, английские народные песни.

«Все и Лев Николаевич в восторге», - отметила в дневнике младшая дочь писателя, Софья Андреевна Толстая. Секретарь Николай Гусев записал слова, с которыми граф к ней обратился: «Я вас благодарю не только за удовольствие, которое мне доставила ваша музыка, но и за подтверждение моих взглядов на искусство». В том же 1907 году художник Валентин Серов написал портрет пианистки, который в настоящее время украшает Третьяковскую галерею в Москве. Автор книги об Иоганне Себастьяне Бахе, великий друг людей, врач, нобелевский лауреат Альберт Швейцер писал о ней: «Кто раз слышал, как Ванда Ландовска играет Итальянский концерт Баха на чудесном плейелевском клавесине, украшающем её музыкальную комнату, тому трудно представить себе, что его можно сыграть и на современном рояле».

Любопытная история связывает госпожу Ландовску с фирмой Плейель. В 1910 году она познакомилась с главным инженером фирмы – М. Лами и убедила его построить новую модель клавесина с учётом всех её пожеланий. К 1912 году заказ был выполнен и представлен на баховском фестивале во Вроцлаве. Этот клавесин стал счастливым инструментом, с которым Ванда гастролировала и делала записи пластинок.

Кроме Баха в её репертуар входили произведения Рамо, Генделя, Скарлатти, Куперена, Моцарта, Паскуини, Шамбонньера; а благодаря тому, что для неё писали новейшие композиторы, клавесин вновь вошёл в инструментарий современной музыки.

Знаковым событием для Ванды стал выход книги «Старинная музыка» (Musique ancienne; 1909), написанной ею вместе с мужем, польским журналистом и фольклористом Генрихом Львом (Henry Lew), после чего директор Высшей музыкальной школы в Берлине, Герман Кречмар, обратился к ней с предложением организовать в школе класс старинной музыки и клавесина. В 1913 году класс был открыт, но Первая мировая быстро «опечатала» двери.

Муж Ванды скончался вскоре после войны, а она, несмотря на трудности и лишения, всю первую половину двадцатых годов ведёт класс фортепиано в Высшей музыкальной школе Парижа. В 1925-м у себя в Сен-Лё-ла-Форе в двадцати милях от столицы открывает Школу старинной музыки École de Musique Ancienne.

Концертный зал со стеклянной крышей, спроектированный Вандой вместе с архитектором Жаном-Шарлем Моро; зал, который она называла «Храмом Старинной музыки», был открыт 3 июля 1927 года. Именно он стал центром проведения одного из первых во Франции летних музыкальных фестивалей, что сделало «Храм» самым известным учебным центром, ориентированным на исполнение старинной музыки.

Хвалебные статьи критиков опережали друг друга, комментируя идеальную акустику зала, идиллически спокойную атмосферу аудиторий, уникальность места, где возможности исполнителей раскрываются в совершенной форме. Свои впечатления о «Храме» оставила и сама Ванда. «Здесь присутствует глубокое чувство мира, исполненное жизнерадостности: здесь вы одни, далеко от остального света, среди нежного окружения».

В «Храме» впервые в мире (17 мая 1933 года) было представлено исполнение «Гольдберг-вариаций» Баха на клавесине.  Отдельного внимания в Школе заслуживают ученики – Ральф Керкпатрик, автор книги о Д. Скарлатти.

Харрик-Шнейдер, занявшая место Ванды в берлинской Высшей музыкальной школе, и, конечно, её самая верная, судьбоносная, близкая сердцу девушка – Дениз Ресту.

Дениз Ресту (Denise Restout) повезло родиться в Париже, где она смогла изучать историю искусства и живописи в студии Bazot, а с тринадцати лет учиться в школе прикладного искусства. К Ванде она поступила в 1933-м и оказалась не только одной из самых талантливых её учениц, но ещё и доброй, верной, чувственной, целеустремленной, на радость историков – прекрасной мемуаристкой. К её воспоминаниям мы будем не единожды обращаться.

Вот, например, что Дениз пишет об École de Musique Ancienne: «Дом находился в пригороде Парижа. У него было три этажа и восхитительный сад. Студенты приезжали со всего мира, не только клавесинисты, но и певцы, флейтисты, другие музыканты. У нее было много друзей, которые были великими писателями и жили в этой атмосфере в течение многих лет».

Добавим, что в этом же Концертном зале, вблизи дома, расположенном в живописном месте на границе Леса де Монморанси, где так любил гулять Руссо и Дидро, великая клавесинистка долгие годы собирала уникальную коллекцию рукописей, картин, фотографий, книг, инструментов.

Поразительно читать список собранных ею предметов – клавесин Рукера 1642 года, шведский кабинетный орган 1737 года, старинные цимбалы 17 века, пианино, которое принадлежало Шопену, оригинал рукописи клавишных концертов Карла Филиппа Эммануила Баха, многочисленные ранние пианофорте, клавиры, спинеты, клавикорды, виола д’амур, виола да гамба…

Коллекционированием инструментов и достижениями учеников Ванда дорожила всей душой, однако, большую часть времени продолжала уделять своей исполнительской деятельности, пик которой приходится на середину тридцатых и до начала Второй мировой войны. Волнительно слышать звуки разрыва бомб на некоторых записях музыки Баха и Скарлатти, сделанных ею в последние дни перед побегом из Сен-Лё-ла-Форе. Новая война в Европе, новые порядки во Франции, новые законы для интеллектуалов-антифашистов еврейского происхождения стали началом страшных бед и несчастий для сотен тысяч людей, в том числе и для Ванды Ландовской. 

Обратимся к воспоминаниям Ресту, где она рассказывает о первых шагах побега, начало которого было положено 10 июня 1940 года. «Ванда никогда не осознавала надвигающейся опасности и хотела остаться в Сен-Лё-ла-Форе. Наконец, когда в пятнадцати милях от дома мы в очередной раз услышали взрывы, доносящиеся из столицы, мы сложили в два чемодана одежду, книги, фотографии и рукописи. Друг повез нас на юг вдоль реки Луары. Мы провели ночь в каком-то отеле, и на следующий день одна студентка Ванды, которая там жила, от страха белая, как простыня, сообщила нам: «Вы не можете больше остаться здесь, немцы идут! Они уже в Париже».

Не зная, что делать, я пошла на станцию в надежде, узнать расписание ближайших поездов, идущих в южном направлении. Сотни людей заполняли станцию, но никаких поездов не было. Тогда я попыталась взять напрокат машину и стала заглядывать во все отсеки и гаражи, но и машин нигде не было. Отчаяние нарастало, и вдруг пришла в голову сумасшедшая идея – найти велосипед и везти Ванду на багажнике вместе с нашими вещами. Во всяком случае, лучше, чем идти пешком, успокаивала я себя.

Войдя в магазин, где продавались велосипеды, я увидела, что во дворе стоит красивая машина и тут же обратилась к водителю. Когда выяснилось, что он собирался отвезти людей в Париж, я предложила ему гораздо большую сумму, чтобы он отвез нас на юг и водитель, согласившись, назначил нам время отправления на 4 часа утра.

Вернувшись в отель, я сказала Ванде, что рано утром мы отправляемся на машине в сторону юга. К удивлению, ей это не понравилось, она часто любила работать по ночам и не желала ни на что отвлекаться, но я была настойчива и ответила резко: «Нравится нам это или нет, завтра утром мы выезжаем в четыре»!

Так мы добрались в Монтобан, где смогли найти себе комнату. Тем временем новости о войне становились всё ужаснее и уже вскоре мы отправились в Баньюль-сюр-Мер, где находилась мастерская друга Ванды, скульптора Аристида Майоля». Именно на вилле Douzans у Аристида и его жены Клотильды несколько месяцев перед отправкой в Америку находилась Ванда Ландовска и её ангел-хранитель Дениз Ресту.

Отважная Дина Верни поможет совершить нелегальный переход в Испанию через Пиренейские горы многим, в том числе паре Ванды и Дениз, вот только своему родному отцу помочь не сумеет. 27 марта 1942 года, когда первый транспорт с евреями был отправлен в Освенцим, там погибнет её отец...

В конце ноября 1941 года, спустя пятнадцать месяцев жизни «на чемоданах» и четырнадцать лет с момента последнего путешествия Ванды в Америку, она с Дениз смогла сесть на пароход «Exeter», стоявший в Лиссабонском порту, и спустя десять суток, проведённых в ледяном океане, 7 декабря прибыть в Нью-Йорк на остров Эллис. К несчастью именно в тот день, когда японская авиация наносила сокрушительные удары на Перл-Харбор.

Д. Ресту вспоминала: «Мы прибыли в Нью-Йорк в день Перл-Харбора и понятия не имели, что произошло. Нас послали на остров Эллис, и это было настоящим испытанием – тысячи японцев были доставлены туда для задержания. Двое суток мы стояли на ногах в огромном помещении, битком набитом людьми, пытаясь найти место, чтобы хоть ненадолго сесть и отдохнуть. Ванда медленно шла вдоль длинных стен, пока не увидела маленькое, грязное, почти разбитое пианино и, осознавая, что ждать, когда нас выпустят, неизвестно сколько, решила сыграть для присутствующих.

Наконец Ванду позвали сотрудники полиции, работавшие в порту, для проведения с ней беседы. Эта беседа напоминала судебное разбирательство, нежели стандартное общение с беженцами. Возникли очередные трудности, нас никак не хотели выпускать. К счастью, одна моя Нью-Йоркская подруга, увидев происходящее и вскоре оказавшись в городе, обратилась к нескольким знаменитым музыкантам Америки с просьбой прислать в порт рекомендательные письма, объяснив в них, кто такая Ванда Ландовска и зачем она приехала в эту страну. Спустя несколько дней стражи порядка выпустили нас при условии внесения облигаций стоимостью по 500 долларов за каждого, а ведь на момент прибытия у нас было на двоих всего 1300 долларов! Мы уже полтора года были беженцами на юге Франции…»

Какая отчаянная ситуация! Добавим к ней то, что уже почти год, с января 1941-го, имущество Ландовской в Сен-Лё-ла-Форе (её Дом, Концертный зал, коллекция музыкальных инструментов и книг, которых она больше никогда не увидит) были описаны нацистами как «брошенное еврейское имущество»!

Но несмотря ни на что нужно было жить дальше. Их с Дениз финансовая ситуация стала улучшаться лишь благодаря выступлениям Ванды в Америки.

21 февраля 1942 года в актовом зале ратуши Нью-Йорка состоялся её первый импровизированный сольный вечер «Гольдберг-вариаций» Баха, «одно из величайших чудес природы», как скажет Дениз, где присутствовало много именитых гостей и главное, звёздный бомонд американских критиков. Был и Вирджил Томсон, восторженно написавший о ней на следующее утро в газетах. Так пришла новая волна успеха с другого берега, а после второго сольного вечера, где Ванда блестяще исполняла Моцарта на пианино, пошли приглашения радийные, телевизионные, новые записи и продажи пластинок.

В 1947 году крупнейшая звукозаписывающая нью-йоркская компания RCA выпустила пластинку Ландовской с «Гольдберг-вариациями» и это был первый случай, когда клавесинная запись получила «Грэмми» в номинации «лучшее инструментальное исполнение солиста без оркестра». Успех был ошеломительный.

В том же году Ванда и Дениз поселяются в маленькой деревушке близ города Лейквилл, штат Коннектикут, в старом викторианском доме с желтым крыльцом и зелёной крышей, в двух шагах от переулка, где жил французский писатель Жорж Симеон. В этом доме на протяжении последних лет её жизни на стене висела картина Мадонны с младенцем, которую Ванда когда-то приобрела во время гастрольного тура по Испании. Картина была одной из немногих вещей из Сен-Лё, спасенных от рук нацистов.

В 1964-ом, спустя пять лет после смерти Ландовской, её верная помощница и партнер собрала все тексты, перевела их на английский язык и опубликовала в книге под названием «Landowska on Music». В 1991 году книга вышла на русском языке в Москве.  

Ванда и скульптор Огюст Роден

В этой книге своё исполнительское кредо клавесинистка сформулировала определенно: «Ни разу в ходе работы я не говорила себе: „Это должно было в то время звучать так-то“. Почему? Да потому, что я уверена: то, что я делаю в области красочности, регистровки, очень далеко от исторической правды. Пуристам, твердящим мне: „это делалось таким-то образом, вы должны с этим считаться“, я отвечаю: „Оставьте меня в покое. Критикуйте сколько вам угодно, но не кричите. Мне нужны покой, тишина и лишь те зерна иронии и скепсиса, которые необходимы для научного исследования, как соль для пищи“».

Верная ученица с радостью пошла по «стопам клавиш» великого учителя.Сначала в музыкальных учебных заведениях, включая Консерваторию Пибоди, она преподавала теорию и практику клавирного искусства эпохи барокко.

В поздние годы стала органисткой католической церкви Святой Марии в том же городке Лэйквилл, где они с Вандой счастливо жили и где когда-то два года учился в школе-интернате пятнадцатилетний любитель музыки и книг – Вариан Фрай.

Фёдор Константинов