Екатерина Громова: Неординарный психолог о своей профессии.

Екатерина Громова не похожа на обычных психологов. У неё огромное количество различных регалий, и она продолжает учиться и развиваться. Приёмы она ведёт в рваных джинсах и иногда босиком, а клиенты чувствуют себя рядом с ней свободно и безопасно. Екатерина рассказала PERSONO, как техническое образование помогает ей в работе, почему мальчикам можно и даже нужно плакать, и поделилась личными историями.

Екатерина, расскажите, как Вы пришли к психологии.

Говорят, в психологию приходят из-за своих травм. Прежде всего, да, из-за своих травм. Но это красивая версия. На самом деле путь был немножко другой. Я изначально человек бизнеса, и психология меня интересовала просто как людское проявление. А так как не люблю поверхностно всё узнавать, я углубилась в изучение, начала читать профессиональную литературу, посещать мастер-классы, общаться со специалистами, пыталась как доморощенный, «диванный» психолог помочь людям. Сначала не думала о психологии как о профессии, но позже мои знания и опыт вышли на высокий уровень, я окончила магистратуру по психологии. Дальше пошли психиатрия, психотерапия, различные терапевтические методологии, супервизия как высшая ступень психотерапевтических практик и постижение профайлинга как части судебной психиатрии. Таков мой путь за последние 12 лет.

А кто Вы по первому образованию?

Инженер по двигателям внутреннего сгорания. Моя специализация звучала так «Строительные дорожные машины, силовая техника, подъемно-транспортное оборудование, ремонт, вождение, эксплуатация». Когда еду на автомобиле, по звуку могу определить, что стучит в подвеске, что за гул при повороте руля.

Ого! Ведь когда человек приходит к психологу, значит, у него тоже что-то надломилось и нужно это подлатать.

Как-то один из клиентов, узнав о моём первом образовании, сказал: «Всё понятно, тут верификатор-профайлер, тут инженер по двигателям ВНУТРЕННЕГО сгорания...» Профайлер — это тоже немного про верификацию по звуку, внешним невербальным феноменам.

А техническое образование помогает Вам в работе?

Очень. Оно позволяет структурировать, анализировать любую информацию и мыслить на уровне формул и графиков. То есть четко и конкретно. Без фантазий и домысливаний.

Интересно. Екатерина, в Вашей биографии есть тяжёлые моменты. Знаю, что Вам рано пришлось повзрослеть. Как выходили из сложных ситуаций? 

Я тогда вообще не психологизировала ситуацию. Прежде всего в силу возраста, мне было 14–16 лет. Когда приходится выживать, ты думаешь только о том, где будешь ночевать, что будешь есть, когда успеешь сделать уроки и есть ли у тебя 3 подработки. Я считаю, в этом нет ничего героического. Например, женщины, которые одни поднимают детей, встречаются с подобными трудностями ежедневно.

То есть Вы не сдались.

А что такое сдаться?

Те же женщины, которые одни воспитывают детей: одна выбирает работать на 3 работах, другая спивается или просто жалуется, как будто ей кто-то что-то должен…

Это выбор. Я тогда выбрала выжить. Если бы сделала выбор сдохнуть-  я бы легла и сдохла. Я считаю, что никто никому ничего не должен. Например, для моего клиента правил внутри кабинета нет. Он может плакать, ругаться матом, лежать на полу, спать, пить чай, есть бутерброды, греться у камина. Делать всё, что хочет. Но есть одно правило, оно висит на стене. Там написано: «Я должен/должна» — такой плакатик, и он перечёркнут наискосок красной чертой. Жить в чужом долженствовании — это насилие. Я так не могу, я за свободу выбора.

А то, какой сделать выбор, это связано с какими-то установками, набором качеств, которые у нас есть с рождения?

Не бывает истории, в которой нет выбора. Да, есть личностные структуры, с которыми мы рождаемся, есть установки, как вы их называете, мы называем их интроекты, которые с детства нам навязываются. Есть полезные интроекты, а есть разрушающие. Например, мальчики не должны плакать. И бедные мальчики, не имея права плакать, ищут способ по-другому прожить свои страдания. Как иначе снизить напряжение? Спорт, секс, алкоголь, экстрим. Было ли бы столько агрессии, насилия и вражды среди мужчин, если бы у них было право делиться (почему-то это называют «жаловаться»), плакать?..

Да, в обществе есть такая установка, что мужчина должен быть сильным априори.

Кому он должен? Опять-таки интроект: ты не имеешь права быть слабым, иначе сломаешься. Мы, девочки, можем позволить себе быть слабыми, и мы не ломаемся. Мы зачастую сильнее мужчин. Если вернуться к сопромату, известно, что жёсткие конструкции ломаются, а гибкие — гнутся. То есть жёстко закреплённый узел, неважно, сварка или ещё что-то, в месте сочленения двух деталей сломается. А гибкая конструкция — она будет прогибаться, выпрямляться, деформироваться под нагрузку, условно под переживания, если мы говорим о психике. Поэтому чем более устойчивым, жёстким старается быть человек, тем больше вероятности, что когда-нибудь будет та последняя капля, которая его сломает. Быть сильным не всегда хорошо.

Это точно. Екатерина, а был ли период, который разделил Вашу жизнь на до и после?

Да. Это материнство. Я родила первого ребёнка в 38 лет. Он дался мне очень нелегко. Мой ребёнок — это следствие ЭКО, этой процедуре предшествовали несколько замёрзших беременностей, выкидышей, потеря беременности на поздних родовых сроках. Я ребёнка смогла вскормить грудью вопреки убеждениям врачей. И это было самое потрясающее, что было в моей жизни.

А помогает ли Ваша профессия воспитывать ребёнка? 

У моего ребёнка есть свой детский психолог. Я с ребёнком мама, а не психотерапевт. Моя работа скорее мешает его воспитывать. Это называется горе от ума. Я воспитываю его свободным от социальных устоев человеком. У него нет границ, кроме понимания, что его границы заканчиваются там, где начинаются границы другого человека. Он может бегать по дому, разбрасывать вещи (их он позже соберёт), кричать, плакать, если он хочет. У него нет наказаний. Наверное, это всё, что я смогла сделать для него из своей психотерапевтической позиции. Всё остальное, я надеюсь, делает детский психолог. И он сам.

Ваши клиенты считают Вас необычным, неординарным психологом. В чём ваша фишка?

Одна из клиенток в отзывах писала: «Я думала, меня встретит академическая тётка. Столько регалий, испугалась. Может, будет в юбке, блузке, очках, с пучком, а ко мне вышла девушка в рваных джинсах, босиком…» Я правда могу в кресло с ногами на приеме залезть босиком (улыбается). Просто у меня в кабинете сидят с ногами на диване, и я тоже так сижу в кресле. Или с клиентом на полу. Смотря, в каком методе я работаю в каждом конкретном случае. У меня есть хорошее глубокое академическое образование, но я неакадемически веду приём. Я забываю о регалиях, когда работаю с клиентом. Я не выше клиента. Я не учу его жить. Я разделяю или отражаю то, что с ним происходит, даю вектор и помогаю ему найти ответы в себе или научиться задавать правильные вопросы. Исследовать то, что вытеснено в подсознание. У меня нет позиции сверху, может быть, это подкупает. Не знаю.

А то, что у Вас самой была непростая жизнь, помогает лучше понимать клиентов?

Конечно. Когда клиенты ко мне приходят, я слышу их боль, понимаю, о чём они говорят. Я разделяю это с ними. Я способна контейнировать в себе то, с чем они ко мне приходят, только потому, что я сама прошла через многое из этого.

Это накладывается на вас? 

Приходится постоянно справляться с тем негативом, в котором в силу своей профессии я нахожусь. Я же работаю не только со здоровыми невротиками с психологическими проблемами, но и с пациентами. Но нас учат в этом быть. Также мои хобби: байк, стрельба, бокс. Такие мальчиковые способы справляться с напряжением (улыбается). И ещё я имею своего психотерапевта. Вообще, я не доверяла бы психологу или психотерапевту, который не ходит на свою психотерапию и на супервизию.

Как считаете, почему в наше время психология так популярна?

Раньше как от депрессии лечили? Депрессия — это барская хвороба, иди в поле, покоси траву, и всё пройдёт. А всех, кто действительно был нездоров, закрывали в больницах. Сейчас общество поняло, что существуют душевные болезни. Человек не виноват, что у него депрессия, шизофрения или биполярное расстройство. Ему надо помочь. И помощь должна заключаться не в том, чтобы его закрыть где-то, отобрать телефон, надеть смирительную рубашку, а нужно помочь ему быть социализированным, сохранным, способным жить эту жизнь, быть счастливым. Каждый человек имеет право на счастье. И, наверное, общество просто дозрело до того, что может обращаться за помощью и давать эту помощь.

А какие проблемы сейчас наиболее распространены? 

Панические атаки, депрессии, биполярные расстройства, тревожные состояния, панически-тревожные расстройства, тревожно-депрессивные расстройства… Особенно обострились панические и фобические расстройства на фоне пандемии, когда людей лишают ориентиров, диктуют правила, каждый раз они меняются. Это вообще такой хороший психологический метод деморализации общества, когда человек не знает, при каких правилах он проснётся завтра, на сколько метров от дома сможет выходить, надо ли ему будет лепить штрих-код на лоб, чтобы иметь право поехать на работу, уволят ли его, вколют ли ему прививку против его воли.

А бывает ли такое, что людей вроде ничего особо не беспокоит, они просто приходят на приём…

Половина моих клиентов — это те, кто решает свои проблемы экзистенциальные, психологические, здоровые невротические и пациенты, которые лечатся. А другая половина — здоровые люди, которые просто приходят на гигиену психики. Это так называется.

Какие методы в работе вы используете, чтобы бороться с проблемами?

С проблемами не нужно бороться. Их нужно увидеть, прожить своё бессилие или вывести в осознанность — встретиться с ними. Мой путь, который я прошла в обучении, позволяет мне использовать различные методологии и интерактивные практики: это и метафорические карты, и песок, и рисунки, и эксперименты, и «горячие стулья». Также прямые, концептуально-прямые психологические методики когнитивно-поведенческой терапии, гештальт-терапии, психоаналитической психотерапии, соответственно. Я сертифицирована в этих методах. Свои навыки верификатора-профайлера я использую негласно. Любые методологии в рамках полимодальной психологии, в которой работаю, я могу использовать. И я смотрю на психотип клиента, акцентуацию личности. Кому-то гештальт заходит, кому-то когнитивно-поведенческая терапия. Некоторым психоанализ категорически противопоказан. Нельзя. Это работа на уровне подсознания, и она может быть просто опасна. Я каждый раз ориентируюсь уже в работе с конкретным клиентом.

Есть ли ещё какие-то вершины, которые хотелось бы покорить?

Во-первых, хочу принимать клиентов на территории Европы — для этого нужно получить международную лицензию. Я уже на пути к этому. Я являюсь аккредитованным членом Национальной и Европейской ассоциаций развития психотерапевтической и психологической науки и практики и развития психоанализа и психотерапии. Во-вторых, хочу получить глубокое образование в области судебной психиатрии. И я уже поступила на обучение.

Что бы Вы хотели сказать нашим читателям?

Сайт: gromova-psycho.ru

Инстаграм: gromova.psyho 

Дзен: gromova_e

Телеграм: t.me/joinchat